Из воспоминаний ветерана Великой Отечественной войны
Анастасии Алексеевны Горшковой (д. Маковцы)
Отца на фронт не взяли по возрасту: ему уже лет 65 тогда было. Немцы в деревне стояли две недели. Жили и в нашем доме. Помню, под Новый год им всё посылки присылали. Прямо перед глазами эта картина. Раскроют коробку, а там ёлочка маленькая, ленточками украшенная. А у нас продукты, кур забирали.
В бору скрывались партизаны. Бывало, мать испечёт ковриги, мясо отварит и отправляет меня в крайний дом, где жила Елена Алексеевна, наша учительница немецкого языка. К ней ночью приходили партизаны, она их кормила.
На краю деревни находился штаб фашистов. Туда приезжали повозки. Тяжёлые, пятью лошадьми запряжённые. Я как-то раз заглянула, а там – ящики со снарядами. Потом немцев, наверное, о чём-то предупредили, и они поехали в сторону Желтыкина.
Помешал им партизанский отряд: перерезали связь и подпилили деревянный мост. Немцы помчались вдоль речки, где их встретили наши разведчики. По всей барятинской горе лежали убитые: и люди, и лошади. Лошадей мы в ту зиму потом всех съели.
Здесь, в Маковцах, оставалось всего человек семь фашистов. Но они многое успели натворить. Расправлялись с партизанами, которых я помню по фамилиям. Родин из деревни Андреевское, убеждённый коммунист, работал на почте. Он ещё в финляндскую войну был ранен в ногу, на фронт не забрали. Кондровчанин Демидов участковым был у нас. Чекменёв – председатель из Крутиц. И с ними был ещё молодой украинец, кучерявый такой. Я его, думается, и сейчас бы узнала.
Когда они провода перепилили, Родин пошёл домой в Андреевское вместе с тем парнем. И, может, предал кто-то, или высмотрели немцы, но их схватили. Как были, в рубахах, в кальсонах, вели по улицам. Мы, дети, с салазками бежали за ними.
Привезли их к мосту. Может, вам придётся поехать на Желтыкино, так кривая берёза на левой стороне и сейчас цела. Там Родина повесили, а с правой стороны на молодом дубе – того парня.
Так и висели у всех на виду. Сняли их только после прихода наших разведчиков.
Эти воспоминания до сих пор крутятся в голове. Когда бываю на праздновании Дня Победы, всё думаю: почему о них не рассказывают? Я даже не знаю, где их похоронили. Наверное, здесь, в общей могиле.
Других партизан: Кузьму Ковалёва, Степана Лёвинова, моего дядю Василия – схватили и посадили под замок. А у немецкого командира был русский переводчик, который и выпустил пленных. Те попрятались у жителей. Сам он тоже скрылся.
Когда освобождали деревню, на церковной колокольне сидел фашист с пулемётом. Это сейчас до Желтыкино лес, а тогда ведь – открытое поле. Появились наши солдаты. Скольких же он пострелял! Здесь они лежат, в Братской могиле.
Убили и моего отца… Он шёл вместе с одним из разведчиков-лыжников. Ещё один пулемётчик, укрывшийся в амбаре, сразил обоих наповал.
На концах деревни и в хуторах немец пожёг дома, в том числе, и наш. Двоюродные братья привели нас в колхозный погреб. Там народу сидело много, вся Головенщина, наверное. Утром перебрались к родственникам. Всю зиму потом мы жили все вместе в их небольшой избёнке. А в первые-то дни! То разведчики шли, то пехотинцы. Целая изба солдат, стоя спали. Одни уйдут на рассвете, вторые приедут – опять полно народу.
Весной сестёр моих, 24 и 27 года рождения, забрали в Сибирь на трудовой фронт. Их там обучили. Одна стала электриком, а другая работала на заводе. Домой приехали уже после Победы.
А мы с матерью остались вдвоём. Начали постепенно отстраиваться на старом месте. В 1942-1943 году в колхоз приехал военный, руководил подсобным хозяйством. Передовую надо было кормить. Трудились, в основном, подростки 12-13 лет. Наравне со взрослыми. Всюду нас отправляли. Сажали капусту, картошку. Всё вручную и на лошадях.
Чем жили? Получали хлебные пайки. Ещё давали немного денег, рублей 12-18. Могли что-то купить. Повезло, что у нас осталась корова: во время пожара она убежала, и немцы не успели её застрелить. Мама, бывало, наполнит крынки молоком, и иду я пешком в Кондрово. Меняла молоко на продукты у военных. Так мы и кормились.
Брат, старший лейтенант, был на фронте. Вернулся в 1946 году. В красивых погонах, с блестящей кокардой на фуражке… и без ноги. Ходил на протезе. За подвиги свои получил два ордена Ленина, орден Красной Звезды, орден Александра Невского (во всём районе только у двоих была такая награда).
Одна из тех, кому довелось пережить страшное время,
кондровчанка Валентина Алексеевна ГОРБАЧЁВА
Мирную жизнь нарушила война… Осень 1941 года: Кондрово в оккупации. Почти в каждом доме хозяйничали фашисты, забирая скот, запасы еды. Не обошла эта участь и семью Валентины.
– У нас жили австрийцы, а затем финны, – вспоминает Валентина Алексеевна. – Детей не обижали. Мы им давали мыло, а они нам – объедки со стола. Радовались и этому. Троицкая бумажная фабрика тогда не работала. Помню, как я с соседскими мальчишками бегала в церковь. Мы забирались на колокольню и наблюдали за небом. Если на горизонте появлялись вражеские самолеты, звонили в колокола, чтобы люди успели спрятаться. А сколько страху натерпелись, когда наши солдаты освобождали город, – одному Богу известно! Грохотало все вокруг так, что уши закладывало. Когда была бомбежка, укрывались в соседском погребе.
После того как зимой 1942 года фашистов выгнали из Кондрова, Валентина добровольцем отправилась на фронт. Девушку направили в отдельный батальон связи под Юхновом.
– Я варила обед связистам, – говорит моя собеседница. – Было трудно, но я понимала: солдатам еще тяжелее. Старалась, чтобы еды хватило. Когда всех накормлю, поем и сама.
Через два года пришёл приказ: тех, кто был на оккупированной территории, перенаправить в другие места. Так Валентина попала в медсанбат в Минск. Там она трудилась санитаркой: ухаживала за ранеными, делала перевязки, давала лекарства.
До конца войны она продолжала ухаживать за ранеными солдатами в медсанбатах разных городов.
Фронтовой путь жителя поселка Товарково
Ивана Терентьевича АРТЁМОВА
Ивану было 18 лет, когда началась война. Но он уже занимал ответственный пост. Был секретарем Никольского сельского совета. Молодой человек вел необходимую документацию, регистрировал рождение и смерть граждан.
Когда фашисты были уже близко, Иван Терентьевич вместе с председателем колхоза эвакуировал общественный скот, продукты питания и колхозное имущество. Затем сжигал документы, уничтожал архивы, которые не успели вывезти. Он ликвидировал все, но сам не успел выбраться и остался в оккупированной немцами деревне. Опасался, что кто-нибудь из сельчан, обиженных советской властью, выдаст его. Но общее горе сплотило людей.
После освобождения деревни в 1942 году Иван Артёмов добровольцем вступил в ряды Красной армии. Новобранца направили в 185-й запасной полк, который стоял недалеко от города Кондрово. Здесь молодые солдаты изучали военное дело.
За месяц обучения Иван Терентьевич освоил пулемет настолько, что мог разобрать и собрать его с закрытыми глазами, и был зачислен в 194-ю стрелковую дивизию, которая била фашистов на калужской земле. Он освобождал Барсуки и Юхнов, воевал на Зайцевой горе и Курской дуге, сражался на Центральном и Западном фронтах. Был участником боев за киевскую переправу.
Молодой солдат вступил в партию на фронте. Начальник политотдела Первого Украинского фронта Леонид Ильич Брежнев вручил Ивану Артёмову партбилет и, видя столь юного коммуниста, поинтересовался возрастом бойца. Услышав в ответ: «Девятнадцать», удивился ещё больше: «За время войны только второму такому молодому бойцу я вручаю партбилет!»
В 1944 году за битву на Днестре Иван Терентьевич получил медаль «За боевые заслуги». После воевал в Польше, а в 1945 году – на юге Германии. Там его боевая группа обследовала подземный завод по производству химоружия «Тайфун». Это настолько токсичный газ, что всего за полчаса способен лишить зрения солдат по всей линии фронта.
Несмотря на средства индивидуальной защиты: противогаз, плащ с капюшоном и перчатки, уже через 20 минут пребывания на заводе перед глазами «побежали» искры. Иван ничего не видел, но когда пришел в себя, услышал жизнеутверждающие слова врача: «А глаза-то остались целы». И, действительно, зрение постепенно восстановилось, но не полностью. Видеть без очков он уже не мог.
Там же, в южной Германии, Иван Артёмов встретил долгожданную Победу.
«Едем на машине в три часа ночи, – вспоминал в 2009 году ветеран, – и вдруг слышим оружейные залпы. Сначала решили, что нарвались на передовую. Быстро добрались до заставы и спрашиваем у солдата: «Что происходит?» А он отвечает: «Победа!»
Иван Терентьевич Артёмов за время своего боевого пути перенёс два ранения. Награждён орденом Отечественной войны I степени, медалями: две – «За боевые заслуги» и одна – «За взятие Кенигсберга», а также многочисленными юбилейными наградами.
Воспоминания Лидии Петровны Барютиной (п. Полотняный Завод)
Лида тогда училась в шестом классе:
– Немцы пришли в посёлок и позанимали все наши дома. Отбирали продукты. Только и знали: «Дайте, дайте!» Требовали, даже когда совсем ничего не осталось. Они пробыли здесь с 11 октября 1941-го по 19 января 1942 года, и за эти три месяца натворили многое. Помню, как вели через посёлок наших пленных. Нам их жалко было, пытались их покормить, а немцы нас прикладами отгоняли.
Всё время где-то стреляли. Бежишь по воду на речку – пули без конца летят. Ну что, думаешь, убьют – и ладно, надо же водичку где-то брать.
Во время боёв фашисты поставили пушку около нашего дома, в огороде. Наши со стороны Редькина стреляли в эту пушку, и осколки летели к нам. Бывало, выйдешь, а осколки валяются.
Уходя, враги попутно жгли дома. Просто идут мимо, плеснут из канистры, спичка – и всё вспыхивает. Команда у них была: сжечь всё. В тот день мы с Верой, моей сестрой, были дома, на печке, потому что мороз был 40 градусов. Вдруг заявляются немцы в чёрных шинелях. Они нас стащили за шиворот с печки, как котят, и выгнали пинком на улицу. Хорошо хоть не били. Взяли канистру, плеснули на дом. Мы с Верой увидели и побежали тушить, а они нас отталкивают. Так всё и сгорело. А у нас красивый был дом! Родители в это время около речки стояли: дома все горели, рядом невозможно было находиться. Всё кругом пылало, дышать нечем. По улице текла огненная река. В итоге центр посёлка сгорел полностью. Мы пошли жить к тёте Соне, маминой сестре: её дом был повыше и уцелел.
В 1943 году наш отец добровольцем ушёл на войну. С фронта он не вернулся, погиб под Курском. А мы здесь пытались выжить. Продуктов нет, всё уничтожено. И мы ходили на поле, где павшие лошади замёрзшие лежали, отпиливали у них ноги, и мамка делала котлеты. Ещё до сих пор не могу забыть, как после освобождения пришли в дом наши солдаты и накормили тушёнкой. Я такую вкусную больше никогда не ела.
Уже в конце января меня направили на расчистку снега в Муковнино, где готовили аэродром для эскадрильи «Нормандия-Неман». Вместе с соседкой Аней мы добирались туда пешком, в сорокаградусный мороз. Там нам давали кусочек хлеба да два печеньица, которые я прятала за пазуху, чтобы потом хоть что-то маме с Верой принести. Идём с аэродрома обратно, я ещё и подружку на закорках тащу. Потом уже прибыли французские лётчики, но я в это время уехала на Урал.
В 1942 году эшелонами нас доставили в город Чусовой, работать на металлургическом заводе. Там плавили бессемеровскую сталь для производства танков, самолётов и пушек. Жили в бараках, спали на полу. И я тогда едва не умерла. Лежала без памяти, мучили сильные головные боли. Когда после болезни встала, была не на человека, а на скелет похожа. Две недели ничего не ела. Все на меня смотрели, плакали. Девчонки помогали, паёк мой продавали на рынке и что-нибудь полезное мне покупали.
Определили меня в электрики. Моторы – по две тысячи киловатт. Их надо было все осмотреть, а потом ещё лезть наверх воздух подавать, когда плавка идёт. Трудно. А как мы жили, страшное дело! Ели в столовой, кормили почти одной водой. Хлеба давали – двести граммов утром, двести вечером. Приходили домой, резали этот хлеб и в солдатском котелке делали в печке кулагу. Мы ведь были девчонки, по тринадцать лет...
Воспоминания участника Великой Отечественной войны Александра Петровича РУБЦОВА (д. Камельгино)
В начале Великой Отечественной войны, в августе 1941 года, нас призвали в военкомат, и началась моя фронтовая жизнь, – вспоминает ветеран. Я служил в разведке. В сорок третьем году дивизия наша пешком добралась до Белоруссии. Остановились возле Беловежской пущи. Смотрим – натянут провод телефонный. И командир придумал: давайте-ка его перережем, и немцы-ремонтники сами придут. Они и пришли. Был бой, за который нас представили к наградам. Я тогда получил орден Отечественной войны второй степени.
Тоже в Белоруссии, под Оршей. Командир роты пришёл к нам, разведчикам, и доложил, что командиру дивизии нужно привести «языка». С противником нас разделял большой овраг: на одной стороне мы, на другой – немцы. По прямой – метров двести, но овраг очень глубокий. Мы видели вражеские блиндажи, заграждения. Немцы приходили, сменялись на постах. Подползли мы, ножницами перерезали проволочные заграждения, прыгнули в траншею. В сторону блиндажа, откуда они всё время постреливали, кто-то из нас бросил гранату. Ну, переполох-то мы сделали, а «языка» не взяли и пришли обратно.
Через дня три-четыре командир роты опять приходит: нужен «язык». Спустились мы вниз, в овраг, и стали наблюдать. В том проёме, который мы сделали, копошатся немцы, ремонтируют. Разделились мы на две группы, чтобы подойти с разных сторон. Подползли, кричим: «хенде хох». Они встали, и один вологодский паренёк из другой группы взял – да по ним и стрельнул. Остальные фашисты всполошились, начали стрелять. Пришлось отходить. И тут я думаю, по-мальчишески так рассудив: ведь нас послали за «языком», и опять мы придём ни с чем. Дай-ка я попытаюсь одного сейчас найти раненого и оттащить в нашу сторону. Так и сделал. Но знаете, немцы ведь боялись русской тьмы, русской ночи. По всем фронтам, где я был, у них всегда было сделано освещение, стояли прожекторы. Нас увидели, стали стрелять. Фашиста того убили, меня ранили в ногу. Было это где-то часов в двенадцать ночи, а к своим я добрался только к утру. Видимо, Господь меня вёл. Ребята разрезали валенок и в госпиталь меня снесли.
Ранение оказалось тяжёлое: пулей раздробило голеностопный сустав. Александра отправили на лечение в Ленинабад. Там, в Таджикистане, он и узнал: его представили к награде, присвоили звание младшего лейтенанта и… комиссовали. Нужно было возвращаться домой.
Воспоминания Ивана Ивановича Жеребцова (рассказала дочь Г. Рыбалкина)
Иван Жеребцов служил старшим сержантом в армии и готовился к увольнению в запас. И вдруг… война!
В конце октября 1941 года 159-й артиллерийский полк 78-й Дальневосточной стрелковой дивизии, в которой служил Иван, прибыл под Москву, в район города Истра. Здесь на Волоколамском направлении она вступила в первое сражение с отборными моторизированными дивизиями СС «Рейх». Дальневосточники знали, что перед ними эсэсовцы творившие страшные злодеяния. Гитлеровцы с остервенением рвались к Москве. Однако танкам и мотопехоте противника прорваться сквозь позиции дальневосточников в ноябре 1941 года не удалось. Но они стремились держать под контролем это важное стратегическое направление. Советское командование приняло решение ликвидировать укрепленные позиции гитлеровцев. Наши воины вброд форсировали реку Истра, в ожесточенном бою выбили немцев с занимаемых позиций. В этих первых боях многие проявили смелость и отвагу. Отличился и Иван Жеребцов. За это был удостоен первой боевой награды – медали «За боевые заслуги». Ему присвоили звание лейтенанта. До 16 ноября дальневосточники вели неравные бои.
С 22 ноября разгорелись самые тяжелые бои в районе города Дедовск, в сорока километрах от Москвы. Огонь артиллерии, массированные удары авиации, непрерывные атаки танков – все было использовано немцами. Создалась угроза прорыва обороны на Волоколамском шоссе, захвата Красногорска, а далее открывался путь к Москве. В одном из дней дивизию посетили командующий фронтом Г.К. Жуков и командующий 16-й армии К.К. Рокоссовский.
За отвагу в боях , стойкость и мужество 78-й стрелковой дивизии 26 ноября 1941 года было присвоено 9-й гвардейской. За двадцать дней фашистского наступления бойцы и командиры дивизии ни разу не покидали рубежей без приказа. За это время с 16 ноября по 5 декабря, по архивным документам, немцы потеряли 153 тысячи человек.
Оборонительные бои под Москвой, которые вела 9-я гвардейская стрелковая дивизия вместе с другими частями Красной Армии, дали возможность выиграть время для сосредоточения под Москвой свежих сил и подготовки мощного контрнаступления. С этого рубежа в декабре 1941 года началось наступление наших войск. Немецкое командование стремилось, во что бы то ни стало удержаться на Истринском водохранилище и на реке Истра. Фашисты взорвали плотину водохранилища. Уровень воды в реке поднялся до четырех метров, что затрудняло действия наших войск. Одновременно артиллерия противника открыла сильный огонь по городу Истра, по местам скопления наших войск.
Первая попытка форсировать водную преграду не имела успеха. Но бойцы дивизии, казалось, сделали невозможное: в сильный мороз, под огнем врага, использовав подручные средства – бревна, заборы, ворота, резиновые лодки, прикрывавшие пехоту во время переправы. Во время боев были освобождены города Волоколамск, Верея.
После короткого отдыха дома, дивизию направили на Украину, в район Харькова. Здесь сосредоточилась мощная группировка немцев. Фашисты рвались к Волге. Потом участвовал в боях за Сталинград. Дальше дивизия шла освобождала Великие Луки, Ригу и дальше…
*По материалам газеты "Новое время" разных лет
